Все началось с того, что у меня за ухом на сосцевидном отростке появилась шишечка — небольшая, мягкая, но неприятная. За год до болезни. Я думала, что ударилась незаметно — во сне, например. Но шишка все не проходила и я занервничала. Записалась к врачу в Краснодаре в платную клинику. Прописали антибиотики. Я их пропила, но шишка осталась. А на новый год я поехала в Москву к маме, там у меня поднялась температура, стало плохо. Врачи опять назначили антибиотики, другой группы, но шишка никуда не девалась. Меня отправили в московскую инфекционную больницу: делали МРТ, КТ, гастроскопию, колоноскопию, меня осмотрел гематолог и сказал только: «Да, тут что-то не так». А уже появлялись новые шишки — на шее, ключицах.
И все твердили: «Ну, это просто лимфоузлы воспалились, ничего страшного».
Было ощущение, что врачи то ли не договаривают, то ли не знают, что со мной. Потом назначили биопсию: «Вам укольчик сделают, возьмут материал». Оказалось, что это настоящая операция — тебе вырезают лимфоузел на шее. Уже потом я узнала, что у меня взяли самый набухший лимфоузел, чего делать категорически нельзя — нужно брать «недозревший», поменьше, только тогда можно получить правильный результат.
Пришли анализы, врачи сказали: «Биопсия неинформативна, мы не знаем, что с вами». А шишек становилось все больше и на шее вырос огромный зоб. Муж додумался отправить результаты моей биопсии знакомому гастроэнтерологу — на удачу. Та покачала головой: «Что-то здесь не так, сходите к онкологу». Шел четвертый месяц болезни.
Онколог сообщил, что моё состояние очень похоже на лимфому. Меня это слово не напугало: ведь не «рак» же, не «онкология». Хотя вокруг все аккуратно на это намекали. А потом пришли боли, в животе появилась опухоль. Меня спасали только обезболивающие — сначала каждые 6 часов, потом каждые 4 часа.
В какой-то момент стало понятно, что в Краснодаре я просто не выживу, надо возвращаться в Москву. Меня взял институт гематологии на лечение по квоте со словами: «Поздравляем, у вас сложный случай. Мы вас берём».
Я прошла восемь химиотерапий и одну трансплантацию стволовых клеток.
В процессе лечения у меня, можно сказать, изменилось сознание. До болезни я очень серьезно училась, постоянно рисовала и всё время была собой недовольна. Часто шутила: «Вот бы сдохнуть уже наконец». От усталости — ну и по молодости или по глупости. Когда врачи мне сказали: «Всё, у тебя рак», я даже сперва обрадовалась, что это я сама себя вот так настроила на смерть. И решила: «Ага, надо поменять установки и всё будет по-другому». Я, получается, сильная очень личность! Начала читать книжки, духовно успокаиваться. И ушла из училища.
Во время терапии я стала позитивной и активной, начала вести Instagram, в котором рассказывала, что ничего страшного в болезни нет. Когда я полысела, на следующий же день нарядилась и пошла в кафе — лысая и красивая. Светлые и пушистые волосы мне всегла казались самым привлекательным в моей внешности. И вот они выпали. Но я как будто стала еще красивее.
Полюбила себя и все лечение прожила на волне духовного подъема.
Я как могла поддерживала маму и мужа. Но после выздоровления мы с мужем расстались. Мужчинам, видимо, тяжелее это переносить. Он держался до последнего, но мы очень отдалились друг от друга за время болезни. Рак — слишком тяжелая штука, чтобы продолжать жить вдвоем с этими воспоминаниями.
Для трансплантации мне подошли собственные клетки и это было здорово. Мне рассказывали, что к донорским клеткам организм привыкает с бóльшим трудом. Но после ремиссии я подвисла в странном состоянии. Муж ушел, я осталась с мамой. И поняла, что мне дано это время, чтобы побыть в тишине, подумать, отдохнуть в невесомости и неопределенности. Я ходила на курсы ораторского мастерства, уроки французского, лекции об итальянском кино. Постепенно начала видеться с подругами, вылезать из своего кокона, наслаждаться жизнью. И не разрешала себе возвращаться к тяжелым мыслям.
В какой-то момент я решила всё-таки продолжить учебу. Но уже с другим настроем — для удовольствия. Надумала поступать в Питере в академию художеств имени Репина, поехала, сняла там коммунальную квартиру с тараканами и алкоголиками -- так хотелось приключений. Не поступила, но начала понемногу зарабатывать — подавать картины, проводить мастер-классы. Эти маленькие дела возвращали меня к жизни.
Сейчас я живу в Москве, преподаю и рисую, провожу благотворительные мастер-классы для онкологических выздоравливающих, продолжаю вести Instagram. Стараюсь каждый день себя внимательно слушать, потому что в московском ритме жизни довольно легко опять скатиться в «умри, но сделай», «соберись, тряпка». Я так больше не хочу. Хочу радоваться жизни. И радуюсь. Еще хочу стать известным художником, участвовать в выставках, создать арт-терапевтический центр поддержки пациентов с онкологией, потому что меня рисование спасало во время болезни. А еще -- семью и путешествовать, куда-нибудь на Север. Север меня очень манит.
Может быть, это прозвучит странно, но я благодарна болезни и рада, что она случилась со мной. Без нее я бы так и застряла в нелюбви к себе и недовольстве жизнью. А теперь меня перезапустили. Новая кровь — новые мечты.